.png)
Российской экономике не хватает длинных денег – на это постоянно жалуются и бизнес, и финансисты, и чиновники. Но сегодня граница между длинными и короткими деньгами становится все более призрачной, считает профессор РЭШ Олег Шибанов. Он рассказал «Экономике на слух», что мешает банкам кредитовать долгосрочные проекты, где бизнесу искать тех, кто готов вкладывать вдолгую, и почему россияне считают, что сберегать можно только с крупных и внезапных доходов. GURU публикует выдержки из этой беседы.
Деньги – это то, что вы можете потратить: наличные, средства на счете или на карте. Воспользоваться инвестициями или депозитом (не во всех странах можно, как в России, потребовать средства до окончания срока) сложнее. Но те деньги, которые раньше считались длинными, даже инвестиции, внезапно стали короткими, поскольку появились возможности воспользоваться ими в любой момент. Банк, где у вас вклад, может выдать часть этих денег в кредит. А через мобильное приложение можно в любой момент продать акции и купить на эти деньги кофе.
По-настоящему длинные, закрепленные средства остались в значительной мере только в фондах прямых инвестиций или в хедж-фондах, откуда их в течение определенного времени нельзя забрать, а также в страховых компаниях и пенсионных фондах. В России таким примером сейчас является программа долгосрочных сбережений.
В России одна из самых высоких в мире концентраций владения акциями: они сосредоточены у мажоритарных акционеров. Для рынков развитых стран это редкость, там в основном дисперсное владение и мало акционеров с долей больше 1%: на компанию влияют многие акционеры, но фактически стратегию часто определяет менеджмент. Пенсионные фонды с портфелями в триллионы долларов имеют доли в большом количестве компаний, и они просто не могут глубоко погружаться в управление всеми активами.
Длинные деньги, которые сосредоточены у пенсионных фондов и страховщиков, интересны тем, что исторически они слабо влияли на менеджмент компаний. Они, конечно, голосуют на собраниях акционеров, но всегда были несколько пассивны и старались скорее соглашаться с разумными предложениями менеджмента. Поэтому такие «ленивые» деньги – это благо для компании, если она хорошо управляется. И конечно, это огромный вред, если компания управляется плохо.
На развитых рынках основную стоимость инвесторам создает очень небольшая доля компаний. Поэтому простой подход инвестирования в компании «по капитализации», когда они сами выбирали, как им развиваться, приносил доход инвесторам пенсионных фондов, страховых компаний и давал компаниям ресурсы для развития.
Основной источник инвестиций для российских компаний (50–60%) – их собственные средства, прибыль. В банках привлекается лишь 10% денег, которые идут на инвестиции. Банки хорошо умеют работать с кредитованием, но хуже выбирают цели для инвестирования на публичных рынках. Они хороши в операционной деятельности, понимают, как компания будет развиваться в ближайшие год-два, будет ли у нее свободный денежный поток, сможет ли она платить по кредиту, если получит его. Но если речь идет про короткие горизонты, а не 10–15 лет.
Банки не могут себе позволить некоторые рискованные инвестиции. Они финансируются во многом за счет депозитов граждан, и для банков слишком большой риск направлять деньги, которые они привлекли у населения, в проекты, которые могут и «не взлететь».
Поэтому некоторые проекты, например инфраструктурные, во всем мире бизнес старается делать в партнерстве с государством, которое берет на себя существенную часть рисков. Банки понимают, как смогут заработать на государственно-частных проектах, и готовы в них участвовать. Многие инфраструктурные проекты – железные дороги и особенно аэропорты – часто оказывались очень успешными для тех, кто их финансировал.
До 2022 г. торговлю акциями на Московской бирже фактически определяли институциональные инвесторы. Они инвестируют вдолгую – в том смысле, что редко реагируют на новости. Теперь же 70–80% оборотов приходится на население, и стоимость компании определяется его настроением (о розничных инвесторах читайте в статье «Быстрее. Выше. Дурнее» и слушайте в «Экономике на слух»). Выросла волатильность, стало меньше профессионального анализа.
Международные институциональные инвесторы едва ли вернутся в ближайшее время. А российские институциональные инвесторы – пенсионные, private equity фонды и т. д. – пока массово не сформировались. Есть отдельные истории, есть даже развивающийся кластер венчурных инвестиций, но вот кластера стандартных институциональных инвесторов у нас сейчас практически нет.
Не просто так у нас мало пенсионных накоплений и граждане предпочитают депозиты любым инвестициям. Мы все воспитаны на МММ: большинство людей, которые сейчас инвестируют, прекрасно помнят, что пирамиды могут возникать из ниоткуда. Люди не верят, что инвестиции в акции – это разумная альтернатива депозитам, потому что они проходили несколько кризисов. В 2008 г. российский фондовый рынок падал на 80%, при том что экономика не упала и на 8%. А еще были обвалы 1998, 2014, 2022 гг. После обвала в 2022 г. некоторые акции до сих пор не вернулись к прежним значениям. В этом смысле доверие к российскому рынку акций не сформировано.
И хотя россияне готовы инвестировать (мы видим это по высокому спросу частных инвесторов на IPO в 2023–2024 гг.), они более скептичны в отношении инвестиций вдолгую. Здесь сказываются слабые результаты наших пенсионных фондов: доходность инвестирования далеко не каждый год компенсирует инфляцию.
Такая ситуация не только в России, но и в других развивающихся странах. В Китае люди очень много сберегают, потому что пенсионная система менее развита, чем в России, у многих нет социальной пенсии. Но в акции китайцы инвестируют не очень активно, предпочитая держать деньги в банках, поскольку хотят предсказуемости.
У нас государство выполняет свою социальную роль: выплачивает не очень большие, но все-таки достаточные для жизни – минимального набора услуг и товаров – пенсии и регулярно индексирует их. Это несколько дестимулирует накопления: люди знают, что получат эту минимальную пенсию. К тому же доходы россиян не настолько велики, чтобы люди видели смысл в накоплениях. Если откладывать по 1000 руб. в месяц даже с софинансированием и налоговыми льготами, которые предполагает программа долгосрочных сбережений, это даст совсем небольшую прибавку к итоговой пенсии. Поэтому многие россияне считают, что сберегать можно только с крупных сумм, которые пришли внезапно и не были учтены в их бюджете. Например, бонус или гонорар за какой-то приработок.
В России в 2021–2023 гг. инфляция в среднем составила более 9% и пока не замедляется. А население считает, что инфляция еще выше. И это мешает вкладывать вдолгую: люди не могут оценить реальную стоимость номинальных рублей, которые они получат лет через 20. И они понимают: возможно, выгоднее сегодня что-то сделать с этими деньгами, чем откладывать на 20 лет.
Поэтому ЦБ постоянно напоминает: в среде с высокой инфляцией сильно затруднены многие решения. Не только бизнеса, но и граждан: инвестировать или потратить; сберегать на пенсию или, может, взять кредит и поехать в отпуск, чтобы приобрести впечатления – они точно не обесценятся из-за инфляции. Принимать решения сложно, и часто они импульсивные. Вот если у нас реально будет 4% инфляции много-много лет, то люди будут более активно копить, считает Шибанов.
(Многие эксперты, включая председателя ЦБ Эльвиру Набиуллину, надеются на программу формирования финансовой культуры. – GURU.) Культура, в том числе культура сбережений, формируется не государством. Многие наши привычки либо социальные, либо семейные. Государство может играть определенную роль, но она ограничена. Скорее скажется постепенно увеличивающаяся рациональность людей – при доступности прозрачной информации. Причем мало донести до человека правила финансовой грамотности или культуры, нужно регулярно напоминать о них. (GURU рассказывал, что приобретенная финансовая грамотность быстро забывается.)
