.png)
Кризис, в который может погрузиться мировая экономика, вызван сочетанием самых разных шоков. И лекарство от них пока только ищется. Так всякий новый серьезный кризис оказывался для экономики неизведанной болезнью и требовал своего лекарства. О природе кризисов и их лечении научный руководитель РЭШ и профессор Университета Помпеу Фабра Рубен Ениколопов рассказал ученикам школы «Летово» Марии Банниковой и Егору Лазареву в новом специальном выпуске «Экономики на слух» – «Недетском вопросе». GURU публикует основные тезисы этого подкаста.
Филипп Стеркин
Экономисты разделяют долгосрочные тренды экономического роста и циклические колебания, которые накладываются на него. Такие циклические кризисы совершенно нормальное явление, и, пережив их, экономика возвращается к росту более-менее теми же темпами. При этом они могут быть очень болезненными. Даже Великая депрессия при всей ее тяжести была скорее циклическим кризисом.
Структурные же кризисы в отличие от циклических меняют траекторию долгосрочного развития. Они вызваны фундаментальными изменениями – технологическими или институциональными, когда меняется политический строй. Один из последних примеров – развал СССР и переход бывших советских республик от плановой экономики к более-менее рыночной. Другой пример – кризис 1970-х, когда закончилась эпоха дешевой нефти.
Отделить циклический кризис от структурного во время самого кризиса очень трудно. Это видно скорее задним числом – вернулась экономика на прежнюю траекторию или нет. Допустим, мировой финансовый кризис 15 лет назад был спровоцирован слишком большой суммой необеспеченных кредитов. Затем произошло очищение банковской системы, и экономика вышла на прежний тренд, поскольку никаких фундаментальных изменений – ни институциональных, ни технологических – не было. Впрочем, всегда найдутся эксперты, которые скажут: нет, это структурный кризис, который закончится смертью капитализма.
Экономика очень живучая и перемалывает любые циклические кризисы. Со структурными справиться сложнее. И если технологические кризисы экономика обычно перемалывает, то политические могут оказаться ей не по зубам.
Но с циклическими кризисами экономика все же справляется – вопрос, какой ценой и каким способом. Прежде это было скорее самолечение – болезненное и достаточно длительное. Трудно даже представить, насколько серьезными и жестокими были кризисы XIX и начала XX в., пока человечество не научилось с ними бороться.
Лекарства оно подбирало постепенно. До Великой депрессии и работ Джона Мейнарда Кейнса не было понимания, насколько велика роль государства в том числе в борьбе с экономическими кризисами. Потом благодаря работам Милтона Фридмана лучше стали понимать монетарную природу кризисов. А в последние десятилетия – роль финансовых посредников, банков и т. д.; за исследования в этой области в 2022 г. была вручена Нобелевская премия.
Это комплексное лечение (сначала с помощью фискальной политики, потом к ней добавилась монетарная, а потом – регулирование банков) позволило уменьшить глубину кризисов и амплитуды циклических колебаний. Но важно понимать, что не государства справляются с кризисами, а экономика. Государства лишь помогают ей. Это означает, что государственные решения должны ориентироваться прежде всего на экономику, подстраиваться под нее.
К сожалению, это происходит не всегда. Печально, но факт: экономисты могут давать правильные советы, но к ним не прислушиваются по политическим соображениям. Правильными экономическими решениями, которые могли бы увеличить в долгосрочной перспективе благосостояние общества, жертвуют ради краткосрочных политических выгод отдельных партий или лидеров.
Впрочем, нужно оговориться, что политические процессы учитывают не только общеэкономический рост, но и распределение благ. Нельзя сводить экономику исключительно к экономическому росту. Проблема неравенства в обществе не менее важна. Экономика может сильно расти, но выигрывает от этого очень маленькая часть населения, поэтому оптимальным может оказаться меньший экономический рост, но более инклюзивный и с меньшим неравенством.
Сейчас мировая экономика, скорее всего, входит в кризис, вызванный сочетанием очень серьезных шоков. С одной стороны, мы переживаем последствия борьбы с ковидом. Ответом на мягкую денежную и бюджетную политику стало ускорение инфляции, и, чтобы сбить ее, центробанки вынуждены повышать процентные ставки. На это накладывается резкий рост цен на энергоносители, связанный с проблемой за пределами экономических отношений – это конфликт России и Украины.
По сути, сейчас разворачивается два кризиса – постковидный и энергетический. И с точки зрения структурных изменений гораздо важнее энергетическая составляющая. С одной стороны, мир уже двигался в сторону альтернативных источников энергии и снижения зависимости от углеводородов. Энергетический кризис лишь сильно ускоряет это движение. С другой – мне кажется, что ускорение будет очень заметным. К тому же меняются причины энергоперехода. Если два года назад его целью было спасение планеты, то сейчас энергопереход связан и с геополитикой, поскольку альтернативные источники энергии в большей степени локальные и снижают зависимость от других стран. Если ситуация будет развиваться, как мы ожидаем, то через какое-то время важность углеводородов будет восприниматься как исторический период – было и прошло.
Еще 200 лет назад главным было сельское хозяйство, а сегодня оно явно не основа экономики. Так и сейчас услуги перехватывают у промышленности роль главного элемента экономики.
Люди пресыщаются товарами быстрее, чем услугами. Когда у вас много денег, вы достаточно быстро покупаете все, что можете съесть, потребить, использовать, и начинаете больше тратить на услуги. Это справедливо и для отдельного человека, и для общества в целом.
Есть такая проблема богатых белых мужчин: когда люди слегка зажрались, они начинают обсуждать, как бы им меньше потреблять. Но это актуально для очень небольшой части человечества. А вот структура потребления может меняться. Это означает перенос экономического роста из одних секторов в другие.
Я верю в структурную перестройку экономики, в движение в сторону более экологичного потребления. А в то, что люди просто начнут меньше потреблять, я не верю. Не в человеческой это натуре.
