.png)
Мы привыкли измерять эффективность экономики темпами ее роста – как общего размера, так и ВВП на душу населения. Что такое ВВП, мы рассказывали в недавнем выпуске «GURU.Словаря», а теперь расскажем, как добиться увеличения ВВП при неизменном уровне ресурсов – о структурном переломе и о том, что и почему может его «заклинить».
Анастасия Небольсина
Структурная трансформация определяется как перераспределение экономической активности между тремя основными секторами – сельским хозяйством, промышленностью и услугами. Эта перестройка происходила на протяжении всей истории: сначала экономика держалась на производстве еды, затем инициатива перешла от деревни к городу, к мануфактурам и фабрикам, а сейчас активно растет сектор услуг. Структурную трансформацию можно измерять по-разному, но наиболее популярные показатели – перераспределение занятых между разными секторами и изменение вклада секторов в ВВП.
Что вызывает структурную трансформацию? Макроэкономические модели предлагают два основных механизма. Первый – изменение спроса вместе с доходами населения. Когда самая базовая потребность в пище удовлетворена, когда экономика и люди богатеют, спрос начинает переключаться на товары и услуги, корзина потребления меняется, а с ней и корзина производства, причем чем выше доходы, тем больше тратится на услуги.
Второй механизм перестройки – изменение производительности в разных секторах из-за технологического прогресса. Рост производительности сокращает потребность в рабочей силе, и люди идут туда, где их руки еще нужны: из сельского хозяйства – в промышленность, из промышленности – в сферу услуг. Например, доля занятости в секторе услуг в США с 1870 до 1997 г. выросла с 26 до 73%.
Куда сложнее понять, не что собой представляет структурная трансформация, а что ей мешает. Существует множество примеров препятствий – так называемых «клиньев» (wedges), тормозящих переход экономики на новый уровень: институциональных барьеров, искажающих распределение ресурсов между секторами.
Британский экономист Стефен Никел с соавторами на примере развитых стран показал, что более сильная законодательная защита работников тормозит переход из промышленного сектора в сферу услуг. А экономист из Университета Жироны Джулиан Мессина выяснил, что одна из особенностей структурного перехода Европы – более низкая доля занятых в сфере услуг, чем в других развитых странах. Так, например, в Австрии, Италии и Германии в сфере услуг трудится примерно 60% занятых, в то время как в Австралии или США – около 70%. Мессина связывает это с регулированием потребительских рынков: чем оно активнее, тем выше стоимость услуг, что приводит к снижению занятости и росту безработицы. Из-за дороговизны людям выгоднее самим выполнять какие-то работы, например делать ремонт или ухаживать за детьми, чем нанимать рабочих или нянь. Кроме того, более строгое регулирование мешает фирмам выходить на рынок и запускать бизнес.
Мешать могут и культурные традиции. Например, профессор Университета Токио Фумио Хаяши и профессор Университета Аризоны Эдвард Прескотт, изучавшие движение рабочей силы в довоенной Японии, утверждают, что патриархальный довоенный устрой привязывал людей к сельскохозяйственному сектору, они стремились продолжать дело предков, что увеличивало концентрацию труда в сельском хозяйстве, препятствовало накоплению капитала и снижало выпуск японской экономики (на эту тему GURU рекомендует подкаст с профессором Техасского университета в Далласе Натальей Ламберовой).
Преодолеть препятствия может помочь экономическая политика государства. Так, индустриализация Англии шла параллельно с регулированием торговли, что создавало условия для развития промышленности. Но политика, направленная на структурную трансформацию, представляет собой палку о двух концах: она может как стимулировать эффективное перераспределение ресурсов, так и тормозить его. Мы рассмотрим два примера, где политика играла важную роль в трансформации, – Россию и Китай.
В 1929–1941 гг. в СССР была проведена масштабная индустриализация путем насильственной ломки прежней структуры экономики и кровавых репрессий. Часто именно с ней связывают создание мощи советской экономики. Экономисты Джеймс Робинсон и Дарон Аджемоглу писали, что индустриализация Сталина была жестоким способом раскрытия экономического потенциала путем насильственного перемещения рабочей силы из сельского хозяйства в промышленность.
Централизованные инвестиции в промышленность должны были привести к росту экономики. Действительно, в этот период ВВП на душу населения рос большими темпами, чем до революции, – 3,8% в 1928–1940 гг. против 3,3% в 1890–1900 гг. и 1,5% в 1900–1913 гг. (что, впрочем, существенно меньше 14,7% в период НЭПа). СССР удвоил долю инвестиций в ВВП и добился перехода 30% рабочей силы из агросектора в промышленность и сектор услуг.
Но как именно политика Сталина повлияла на экономику СССР? Чтобы ответить на этот вопрос, недостаточно просто сравнить цифры. Решить эту непростую задачу попытались экономист Банка Далласа Антон Черемухин с соавторами. Они рассматривают два сценария: что было бы, если бы экономика России продолжила развиваться по дореволюционному пути и если бы «клинья» были бы такими же, как в Японии.
Результат оказался приговором для «великого толчка» по рецепту Сталина. Коллективизация и регулирование цен на сельскохозяйственные товары вынуждали обедневших крестьян переезжать в города, вызвали упадок производительности сельского хозяйства и, как следствие, голод. Сокращение выпуска мешало импортировать необходимый капитал для индустриализации. Кроме того, крестьяне не умели работать за станками, что обусловливало низкую эффективность промышленности. Совокупная факторная производительность в сельском хозяйстве сократилась почти на 20% с 1928 по 1932 г. А в несельскохозяйственном секторе – на 36% с 1928 по 1933 г. Уровня 1928 г. в сельском хозяйстве она достигла только в 1934 г., обрабатывающая промышленность не достигла прежних показателей даже к 1940 г.
Сравнение с альтернативными сценариями показало, что политика Сталина не была необходима для развития России, добиться индустриализации можно было и без трагедий той эпохи. Производительность в промышленности оказалась ниже прежнего тренда, что тянуло вниз общую производительность в экономике.
Часто критики советской перестройки 1980-х говорят, что страна должна была пойти китайским путем. Китайскую модель индустриализации ООН ставит в своем отчете в пример развивающимся странам.
В 1978 г. делегация, возглавляемая вице-премьером Гу Му, посетила несколько европейских стран и подготовила отчет о том, как устроено в них производство, а также о мерах индустриализации, включая наращивание торговли, развитие науки и технологий, привлечение иностранного капитала и технологий. Эти рецепты легли в основу догоняющей стратегии Китая. Политика индустриализации способствовала превращению страны в мировую фабрику. С помощью приоритизации отраслей и развития технологий, за счет колоссальных ресурсов дешевой рабочей силы, перетекавшей с полей на заводы, Китаю удалось создать мощную промышленность. Если в конце 1970-х Китай экспортировал в основном сырье, то в 2018 г. 95% его экспорта составляла промышленная продукция.
Но в определенный момент и эта модель начала давать сбой: когда ресурсы дешевой рабочей силы были исчерпаны, засилье государства в экономике Китая привело к торможению ее роста (об этом мы подробно рассказали здесь). По прогнозу Всемирного банка, темпы роста ВВП Китая в этом году впервые с 1990 г. будут ниже, чем азиатского региона в целом.
Является ли развитая промышленность непременным условием для развития сектора услуг? На этот вопрос нет однозначного ответа. Шаблон, по которому развивались экономики Европы и Китая, ломается в некоторых развивающихся странах. Например, в Индии или Латинской Америке сектор услуг растет, минуя стадию развитой промышленности. Страны перенимают опыт лидеров, что приводит к преждевременной деиндустриализации (premature deindustrialization).
Профессор Гарварда Дэни Родрик отмечает, что сейчас страны спешат развить сектор услуг, прежде чем создадут сильный промышленный сектор. С одной стороны, пишет Родрик, это плохо для развивающихся стран, поскольку именно промышленность – сектор с наиболее высоким ростом производительности – играет ключевую роль в сокращении разрыва с развитыми странами. Кроме того, наиболее производительные и экспортируемые услуги – информационные и коммуникационные технологии и финансы – не могут принять большое количество неквалифицированной рабочей силы, в то время как промышленность может. Другие отрасли в секторе услуг неторгуемые и менее производительные, поэтому они не могут стать драйвером роста вместо промышленности.
С другой стороны, более ранняя деиндустриализация может быть результатом глобального изменения природы структурной трансформации. В современном мире оптимальным может оказаться более ранний переход от промышленности к услугам в силу, например, изменения глобальной конъюнктуры или технологий. Таким образом, прежние индустриальные политики и меры по упреждению ранней деиндустриализации могут приводить к обратным результатам – не помогать трансформации экономики и ее росту, а искажать стимулы и тормозить не только деиндустриализацию, но и экономический рост.
