.png)
За последние годы мировая экономика вышла на новые рекорды. Но это рекорды роста не экономики, а госдолга. Пока мир справляется с этим бременем и рисков, что оно окажется неподъемным, кажется, нет, но все может измениться. Что позволило государствам занимать столь колоссальные суммы? И почему долговое бремя может резко увеличиться? Об этом «Экономике на слух» рассказывал макроэкономист Олег Замулин, один из основателей Совместного бакалавриата ВШЭ и РЭШ и преподаватель Мичиганского университета. Он объясняет, почему определенный долг даже нужен стране, как он влияет на экономику, инфляцию, валютный курс и как изменилась после 2022 г. бюджетная политика России. GURU публикует интервью, подготовленное на основе этого подкаста.
– Олег, во время пандемии ковида мировой госдолг вырос по понятным причинам, потом несколько сократился, но это все равно колоссальные величины. В 2022 г. он превышал 90% мирового ВВП, а это более $90 трлн и втрое больше, чем было в середине 1970-х. Часто, хотя и не всегда, чем богаче страна, тем больше она должна: долг общего правительства США – около 120% ВВП, Японии, которая известный рекордсмен, – 260%, Великобритании – около 100%. Есть, конечно, например, Швеция или Германия, долг которых относительно невелик. О чем говорит размер госдолга и можно ли считать его сигналом бедствия?
– В принципе, большой долг – это нормально, хотя так считалось не всегда. 50 лет назад американские политики говорили о долге как о чем-то аморальном, как о нагрузке на будущие поколения: дескать, сегодня мы гуляем, а наши потомки будут за это расплачиваться. Они призывали избегать бюджетного дефицита, занимать только в кризисные времена и потом как можно скорее избавляться от долга. Сейчас отношение к долгу другое. Почему?
Во-первых, стало понятно, что жить с госдолгом можно вечно. Погашать обязательства нужно, но правительства делают это, перезанимая. Конечно, это верно при определенных условиях. Долг нужно обслуживать, т. е. платить по нему проценты, хотя, в принципе, и на проценты можно перезанять. Кроме того, должны быть те, кто готов дать стране в долг, иначе у нее будут большие проблемы. Может оказаться, что в долг ей готовы дать, но только под куда больший процент, чем прежде, и тогда долг начнет расти экспоненциально.
Богатые страны в последнее время не сталкиваются с этим риском (хотя есть исключения), у той же Америки таких проблем не возникало, и никто не ожидает, что они могут возникнуть. К тому же последние десятилетия в мире очень низкие процентные ставки. Они, конечно, подскочили в прошлом году в связи с борьбой с инфляцией, но это временное явление, и в будущем ставки должны вернуться на низкий уровень.
И еще я хотел бы подчеркнуть, что, в принципе, иметь определенный долг нужно. Облигации государства – это очень привлекательные, малорискованные ликвидные активы. Это удобный инструмент и для людей, и для компаний, и для центральных банков. Свою денежно-кредитную политику последние осуществляют именно посредством продажи или покупки (как правило, через репо) долговых обязательств государства. Например, для российского Центрального банка, когда он начинал таргетировать инфляцию, низкий госдолг России был определенной проблемой, поэтому ему пришлось использовать другие финансовые инструменты, такие как корпоративные облигации.
Ту же проблему поднимал глава ФРС Алан Гринспен. Когда в конце 1990-х бюджет США избавился от дефицита и даже был профицитным, долг стал уменьшаться, и Гринспен забеспокоился, не придется ли ФРС искать новые инструменты для монетарной политики. Но его опасения не оправдались, потому что очень скоро бюджетный дефицит в Америке вырос и долг достиг новых рекордов.
– Российский Минфин говорил примерно то же, что и упомянутые вами американские политики: мы занимаем, а расплачиваться будут будущие поколения. А насколько в принципе такую политику наращивания долга могут себе позволить развивающиеся экономики? Или это все-таки привилегия богатых государств, которым будут давать в долг?
– Вы правы, безусловно, эта логика в гораздо большей степени работает для развитых экономик, чем для развивающихся. У развивающихся экономик гораздо больше риск, что, когда они попробуют перезанять, им скажут: «Извините, мы вам больше не верим и в долг не дадим – или дадим, но под очень высокий процент». Собственно, это и произошло с Россией в 1998 г., когда доходности по облигациям ГКО пришлось поднять до небес, потому что никто не хотел уже держать эти облигации, сомневаясь в способности правительства их обслуживать.
Ровно по такому сценарию и развиваются дефолты во многих странах. Инвесторы могут отказаться давать в долг или требовать все большую премию за риск по объективным причинам, не веря, что страна сможет обслуживать долг. А могут по субъективным: на самом деле у страны проблем нет, но инвесторы чего-то испугались, например дефолта другой развивающейся экономики. И тогда приходится тоже объявлять дефолт или печатать деньги и раздувать инфляцию, что в общем-то является альтернативным способом дефолта.
– А что вообще включается в госдолг страны?
– Это очень хороший вопрос, на который, к сожалению, нет хорошего ответа. Те цифры, которыми обычно оперируют и которые вы назвали в начале нашего разговора, – это долговые обязательства в виде облигаций.
Но госдолг можно понимать гораздо шире. Например, в Китае госдолг не такой уж большой, но существует огромный долг госкорпораций, и все понимают, что бюджет в случае необходимости возьмет их долг на свой баланс.
Еще есть социальные обязательства – например, платить пенсии. Это очень серьезный вопрос для Америки, поскольку население стареет и пенсионные обязательства государства будут расти и расти даже с учетом пенсионных накоплений граждан. Помимо пенсионных обязательств есть еще система medicare – любой американец старше 65 лет имеет право на бесплатное медицинское обслуживание.
Если сложить все эти обязательства, то долг США будет уже не 120% ВВП, а все 400% и больше. Это накладывает дополнительные обязательства на правительство и создает дополнительные риски, сможет ли Америка финансировать эти обязательства. Откуда она может взять на это деньги? Либо еще больше брать в долг, либо поднимать налоги. А вот увеличение налогов как раз ложится бременем на будущее поколение и к тому же оказывает искажающее влияние на экономику. Хотя налоги не являются изъятием средств из экономики, потому что возвращаются в нее посредством госрасходов, они дестимулируют экономическую активность. Если подоходный налог повышается, люди начинают меньше работать. Если корпоративный налог растет, фирмы начинают меньше инвестировать, и размер общего пирога сокращается.
– То есть предположение, что в какой-то перспективе США могут допустить дефолт, не является абсолютной фантастикой.
– На данный момент не видно никаких предпосылок для появления такого риска. Но фантастическим я бы этот сценарий не назвал, теоретически это возможно.
Мы говорили, что риски дефолта куда выше для развивающихся экономик, но я могу назвать примеры двух развитых стран, которые совсем недавно сталкивались с такой проблемой. Во-первых, это Греция, которую более богатые страны Европы были вынуждены активно кредитовать, чтобы Греция могла закрыть свой бюджетный дефицит, потому что больше ей никто в долг не давал. Конечно, у Греции ситуация специфическая, так как у нее нет собственной валюты, она не могла стимулировать экономику денежными мерами.
Другой пример – Великобритания, одна из самых богатых стран мира и к тому же с собственной валютой. Осенью 2022 г. доходности британского долга резко подскочили, ухудшились рейтинги, и это стоило кресла премьер-министру Лиз Трасс. Она хотела резко уменьшить налоги для стимулирования экономики, но инвесторы засомневались в способности британского правительства обслуживать долг, если из-за сокращения налогов он начнет резко расти.
То есть, в принципе, могут возникнуть сомнения в способности и самых развитых стран обслуживать долг. Опять-таки для Америки признаков таких рисков не видно, но это не значит, что они не могут возникнуть.
– Какова связь роста госдолга и экономики? С одной стороны, госдолг – это инструмент финансирования дефицита, в том числе инвестиционных расходов государства, с другой – если государство много занимает, это приводит к росту ставок, вытеснению частных заемщиков и подавлению частных инвестиций.
– Да, механизм этой связи именно такой: государство, наращивая дефицит бюджета и госдолг для его финансирования, вынуждено привлекать деньги более высокими процентными ставками. Фактически оно говорит банкам, людям, фирмам: «Не стройте заводы, не инвестируйте, не давайте в долг корпорациям, а дайте лучше в долг мне. Я предлагаю более выгодные условия, у меня меньше риск». И тогда банки и люди, вместо того чтобы давать в долг компаниям, начинают давать в долг государству. Процентные ставки повышаются, многие компании отказываются от инвестиционных проектов, меньше строят заводов, меньше расширяют производство, и из-за этого страдает экономический рост.
Вместе с тем надо понимать, что все зависит от того, на что идут государственные деньги. Если государство берет в долг, чтобы вкладывать в развитие, то эффект может быть положительным. Да, частные инвестиции сегодня вытесняются. Зато завтра будет больше дорог, лучше инфраструктура, повысится качество образования и здравоохранения, все это увеличит возможности экономики, снизит издержки компаний, и в итоге частные инвестиции вырастут. Если же государство проест или, еще хуже, чиновники украдут эти деньги, тогда, естественно, сегодня вытеснение частных инвестиций произойдет, а вот их увеличения завтра не случится.
– А как госдолг влияет на инфляцию?
– Если все хорошо, то никак, если все плохо, то сильно. На инфляцию влияет не долг. На инфляцию влияет денежная масса в стране: сколько у людей денег и насколько активно они их тратят. Если государство начинает наращивать расходы и дефицит и тем самым разгоняет спрос, то этот спрос влияет на инфляцию. Центральный банк на это, как правило, реагирует повышением процентных ставок. Повышение процентных ставок снижает активность потребителей и частных инвесторов, и, таким образом, увеличение спроса со стороны государства компенсируется уменьшением спроса со стороны частного сектора. Ответственный центральный банк, таргетирующий инфляцию, таким образом возвращает совокупный спрос к нормальному уровню, подавляя зачатки инфляции.
Но если центральный банк печатает деньги, не реагирует своевременно на повышение госрасходов повышением процентной ставки, тогда рост госдолга будет означать увеличение денежной массы, спрос начнет превышать возможности экономики производить, и это будет разгонять цены. Это называется бюджетным доминированием, когда бюджет диктует центральному банку, сколько печатать денег, а центральный банк занимается не инфляцией, а обеспечением бюджета деньгами. Замечу, что для большинства стран эта проблема неактуальна.
– Вопрос про еще один канал влияния госдолга на экономику. Как его изменение воздействует на валютный курс?
– Как всегда, скажу: с одной стороны, с другой стороны. При нормальной ситуации, когда государство ответственно занимает, т. е. без риска дефолта, наращивание долга должно привести к укреплению местной валюты. Государство вынуждено привлекать инвесторов высокими ставками, происходит приток капитала, иностранцы начинают покупать местную валюту, и она дорожает.
Но если увеличение долга вызывает большие сомнения в способности государства этот долг обслуживать, как это, например, произошло в Великобритании при Лиз Трасс, тогда, наоборот, инвесторы начинают сбрасывать долг этой страны, выходить из его валюты, и она обрушивается, что и произошло с фунтом стерлинга осенью 2022 г.
– Вы говорили, что в какой-то момент наращивание госдолга начинает представлять угрозу для экономики. Известные экономисты Кармен Рейнхарт и Кеннет Рогофф называли таким пороговым значением 90% ВВП. Потом, правда, выходили исследования, которые подвергали сомнению эту цифру. Как вам кажется, есть ли такой порог, после преодоления которого усиливается негативное влияние госдолга на экономику и возникает угроза финансового кризиса?
– Я не думаю, что такое волшебное число существует. Рейнхарт и Рогофф тоже отдавали себе отчет, что 90% ВВП – это не какое-то магическое число, оно не является научно обоснованным. Просто эмпирические данные показывали, что если долг начинает превышать 90%, то экономический рост начинает несколько замедляться, но не катастрофически, и вовсе не обязательно наступит кризис. Да, потом в расчетах находили ошибки, но, насколько я помню, это не опровергло результат полностью, просто он стал чуть менее статистически значимым.
Экономисты понимают, что пока, при низких ставках, Америка или Япония могут спокойно перезанимать, но где-то есть предел, когда начинаются проблемы. Глядя на историю, экономисты пытаются нащупать этот предел. Каков он, мы не знаем, скорее всего, он будет разным для разных стран в разные периоды времени. И это одна из причин, почему многие даже развитые страны, у которых вроде нет рисков дефолта, все равно ведут ответственную бюджетную политику.
Один из таких примеров – бюджетная политика Германии. До ковида она могла занимать не просто очень дешево, а под отрицательные ставки. То есть правительству Германии платили за то, чтобы дать ей в долг, она могла каждый год перезанимать и получать, а не платить по долгу проценты: выпускаешь долг и на этом зарабатываешь. Тем не менее немецкое правительство говорило, что будет вести ответственную бюджетную политику и сокращать дефицит. Многие экономисты крутили пальцем у виска: «Ну что же вы делаете? Вам платят за то, что вы берете в долг, а вы сокращаете бюджетный дефицит».
Не хочу давать этому оценку, я сам, честно говоря, был в некотором недоумении от поведения немецкого правительства в тот момент. Но в таком поведении правительства Германии есть логика: оно понимало, что существует уровень долга, при котором возникнут проблемы, и их лучше избежать. Как писал Грегори Мэнкью, можно жить с долгом, пока проблем не возникает, но когда они возникают, то это большие проблемы. Поэтому лучше перебдеть, чем недобдеть, и на всякий случай иметь долг пониже. То есть фобия перед долгом сохраняется.
– Но может быть, это унаследованная фобия, а на самом деле-то поводов для страха нет? Может быть, развитие рынков, развитие финансовых, бюджетных, инвестиционных инструментов, развитие денежно-кредитной политики позволяет пусть и бесконтрольно и не бесконечно, но очень сильно наращивать госдолг? Куда сильнее, чем нам кажется.
– Если вы много занимаете, нужно этот долг рефинансировать и обслуживать. Для этого нужен доступ к большому финансовому рынку, который готов давать в долг. Сейчас такой финансовый рынок есть, сбережений в мире много, а потребность в заимствованиях низкая, т. е. компании не хотят брать в долг и инвестировать. Именно поэтому процентные ставки такие низкие. Почему в мире так много сбережений? Существует несколько теорий. Одна из наиболее обсуждаемых – люди стали жить дольше, они планируют дольше находиться на пенсии и потому больше сберегают на эту пенсию. Из-за этого норма сбережений в мире выросла примерно с 24 до 26% за последние 40 лет.
Другая причина – рост Китая, жители которого сберегают гораздо больше, чем в других странах: около 40 с лишним процентов своего дохода. Третья причина – это рост неравенства, а богатые люди сберегают больше, чем бедные.
Почему упал спрос на инвестиции? Во-первых, после кризиса 2008 г. компании стали гораздо более нетерпимы к риску. Они боятся инвестировать. Во-вторых, новая экономика нуждается в меньшем объеме капитальных инвестиций, чем традиционная экономика. Прежняя экономика – это автомобили, сталь, станки и заводы, новая экономика – это Кремниевая долина, это люди, которые сидят около компьютера и что-то ваяют. Им нужны гораздо меньшие капитальные мощности. В-третьих, такие сервисы, как Uber или Airbnb, уменьшили спрос на строительство новых гостиниц, на приобретение автомобилей и т. д. Мы более эффективно используем существующие мощности, и нам не нужны новые.
Поэтому мир готов много давать в долг, но мало кто хочет брать в долг, что создает очень благоприятные условия для государственных займов. Сохранятся ли эти условия, мы не знаем. Да, сейчас процентные ставки подскочили из-за борьбы с инфляцией. Инфляцию победят, и процентные ставки снова опустятся, потому что факторы, давящие на уровень ставок, остались.
Но могут быть и обратные эффекты. Например, зеленый переход означает, что миру придется очень много вложить в ближайшие десятилетия в перестройку энергетической системы. Спрос на заемные средства сильно вырастет, что может привести к росту процентных ставок. И тогда долг станет более ощутимым бременем, придется повышать налоги, что будет подавлять экономический рост. Поэтому не стоит считать само собой разумеющимся, что всегда будет большой доступ к заемным средствам: сегодня они есть, а завтра их может не быть.
– Когда ставки росли, много говорилось о том, какую это представляет угрозу для развивающихся экономик, долговое бремя которых и без того велико. За последние три года было 18 суверенных дефолтов в 10 развивающихся странах. Это больше, чем за последние два десятилетия. По оценкам Всемирного банка, около 60% стран с низким уровнем дохода сталкиваются с высоким риском или уже находятся в состоянии долгового кризиса, поскольку расходы на обслуживание долга подрывают их развитие. Насколько, по вашему мнению, велика угроза долгового кризиса в развивающихся экономика? Или со снижением ставок эти риски исчезнут?
– Безусловно, по мере того как ставки будут снижаться, эти риски тоже будут снижаться. И до сих пор повышение ставок не привело к масштабному кризису, хотя у многих стран выросли расходы на обслуживание долга.
– Какую роль играют международные организации в системе международного госдолга?
– Это очень политизированный вопрос. Организации типа Международного валютного фонда (МВФ) играют важную роль кредитора последней инстанции. Когда какая-то страна сталкивается с падением доверия к ее правительству, к ее экономической политике и никто в долг не дает, а нужно гасить облигации, тогда правительство идет за помощью к МВФ. Если отказ инвесторов давать стране в долг не связан с ее экономической политикой, а просто у инвесторов повысилось неприятие риска из-за дефолта в другой стране, тогда МВФ дает стране в долг, чтобы она могла продержаться, пока у инвесторов не улучшится настроение. Если же дело в безответственной экономической политике, тогда МВФ дает в долг при условии проведения определенных реформ. Это порождает конспирологические теории, что таким образом МВФ хочет подсадить страну на долговой крючок и диктовать ей, как себя вести.
Мы помним, как это происходило в 1990-е в России. МВФ давал в долг России, требуя в обмен определенной экономической политики. Вопросов к этим условиям было очень много. Хотя большую часть критики, которая лилась на МВФ, я не готов поддержать, я тоже далеко не все рекомендации считал правильными.
– Например?
– Во-первых, сейчас понятно, что отстаивать фиксированный обменный курс в 1998 г. было ошибкой. Нужно было позволить рублю упасть гораздо раньше 17 августа 1998 г. Во-вторых, ошибочным было требование повышать налоги для того, чтобы устранить бюджетный дефицит. Бюджет нуждался не в повышении налогов, а в кардинальной перестройке налоговой системы, которая была проведена только в 2000-е.
Но все это кажется очевидным сейчас. В 1990-е же фиксированный обменный курс считался очень правильной стратегией снижения инфляции. Только к концу 1990-х после серии кризисов МВФ и вообще макроэкономисты пересмотрели свое отношение к фиксированным курсам.
– А какую роль долговое бремя играет в бедственном положении бедных стран? В 2022 г. страны с низким и средним уровнями дохода потратили рекордные более $440 млрд на обслуживание внешнего долга. Сложно не вспомнить, что почти все бедные государства-должники – это бывшие колонии и должны они тем, кем когда-то были завоеваны и кто даже после распада колониальной системы долгое время выкачивал из них ресурсы. Старый, чрезвычайно показательный пример – история Гаити, одной из самых бедных или самой бедной страны в мире, которая освободилась от власти Франции, но выплачивала ей колоссальную компенсацию за свободу. По сути, бывшие рабы платили бывшим хозяевам за то, что, став свободными, лишили тех своей собственности. Это долговое бремя нанесло очень сильный удар по развитию страны. Насколько сегодня можно сказать, что оно является одним из главных факторов, который не дает бедным странам начать динамично развиваться? Или все-таки дело больше в их внутренней политике, в том числе в результате которой они это бремя и наращивают? Допустим, мы говорим об Африке.
– Я, как всегда, сделаю свою стандартную оговорку, что все уж очень сильно зависит от конкретной ситуации в конкретной стране. Если же вы меня спросите в целом, почему Африка бедная, я назову причиной не долг, а плохие политические и экономические институты, коррупцию, неэффективное госуправление и т. д. Безусловно, долг тоже может очень сильно ухудшить ситуацию. Грубо говоря, страна, вместо того чтобы на собранные налоги строить дороги, отдает их кредиторам. Поэтому периодически происходит списание долга, если все понимают, что страна с таким уровнем долга в принципе не может расти даже при идеальной экономической политике.
– Всемирный банк и другие международные организации постоянно обращают внимание на эту дилемму: обслуживать долг или обслуживать свой народ? Допустим, в Африке страны на выплату процентов тратят больше, чем на образование или на здравоохранение. Долговое бремя мешает странам вкладывать в устойчивое развитие. Половина развивающихся стран почти 7% государственных доходов тратят на выплату долга. И возникает вопрос: не выгоднее ли объявить дефолт, чем продолжать обслуживать долг, который стал неподъемным бременем для экономики? Всемирный банк пишет, что дефолт – один из способов решения долговой проблемы.
– Это плохое решение проблемы, потому что лишает страну возможности занимать под низкий процент на многие годы. Это решение краткосрочной проблемы в ущерб долгосрочному развитию. На дефолт стоит идти, только если вы сумеете послать убедительный сигнал, что теперь все будет по-другому, что страна подводит черту под безответственной политикой предыдущих лет и просто не может уже платить по долгам. Но как убедить в этом кредиторов? Если они не верят, то будут готовы давать только под более высокий процент, что увеличивает вероятность следующего дефолта.
– А как быстро заемщик после дефолта может вернуться на рынок госдолга?
– Опыт дефолта России 1998 г. показывает, что за несколько лет вполне можно вернуться на рынок госдолга. Но сколько и по каким ставкам страна сможет занимать, будет зависеть от доверия к ее новой экономической политике. Та же Россия после 1998 г. стала вести совершенно другую бюджетную политику: добиваться профицита, копить резервы – все это помогает занимать. Вы это делаете скорее для того, чтобы были финансовые инструменты на рынке, о которых мы говорили в начале, а не для того, чтобы профинансировать дефицит.
Тем не менее Россия, вернувшись на рынок госдолга, занимала немного. Смогла бы Россия занять гораздо больше с дефолтом в анамнезе? История не знает сослагательного наклонения, но с большой вероятностью нет, потому что инвесторы доверяют правительству, если видят устойчивую политическую систему, устойчивую экономическую политику и верят, что она будет ответственной на долгие годы вперед.
– А как вы оцениваете современную долговую политику России?
– Бюджетная политика России до и после 2022 г., конечно, очень сильно отличается. Бюджетная политика между 1998 и 2022 гг. была очень необычной. Это была гиперответственная политика, стремившаяся избежать бюджетного дефицита, может быть, за исключением периода между 2008 и 2016 гг., когда правительство тратило больше, чем позволяли цены на нефть. Но потом оно вернулось к бюджетному правилу и профициту.
Я это часто называл последствием травмы 1998 г. Увидев, к чему может привести безответственная бюджетная политика, правительство решило не рисковать. Я сам часто считал, что можно было потратить и больше, тем более что было на что потратить.
Сейчас, конечно, ситуация довольно сильно изменилась. Хотя бюджетная политика по-прежнему ответственная, она основывается на предположении о том, что нефть будет дорогой. Фактическое бюджетное правило теперь подразумевает более высокую цену отсечения на нефть, что позволяет тратить большую часть нефтегазовых доходов. Но вероятность того, что цена на нефть упадет и бюджет превратится в хронически дефицитный, гораздо выше, чем прежде. Мировой рынок заимствований России не особенно доступен, и занимать можно только внутри страны. Более того, сейчас процентные ставки в России очень высокие и, скорее всего, еще долго будут оставаться высокими из-за больших государственных расходов. Я уже говорил, что, если государство много тратит, центральный банк вынужден гасить спрос высокими процентными ставками, что и делает российский ЦБ. Он вынужден это делать, у него нет другого выхода.
Поэтому сейчас я, с одной стороны, рисков не вижу, потому что госдолг по-прежнему очень низкий – всего около 20% ВВП, а цены на нефть позволяют поддерживать государственные расходы. Но в случае падения цены на нефть, а мы знаем, что иногда она может упасть сильно и надолго, как, например, в 1985 или 2014 г., бюджет станет хронически и сильно дефицитным, и финансировать этот дефицит при таких процентных ставках будет затруднительно.
– И тут возникает мысль об угрозе бюджетного доминирования, о котором мы с вами говорили ранее: бюджетная политика начнет доминировать над политикой Центробанка.
– Пока Центральный банк не демонстрирует признаков того, что он будет себя так вести. Но риск, что правительство будет занимать, а Центральный банк не отреагирует повышением ставки, существует. Тогда много будут тратить и правительство, и частный сектор. Это очень сильно раздует совокупный спрос, денежную массу и инфляцию. Такой сценарий возможен, но это будет означать радикальные изменения денежно-кредитной политики.
– И в завершение про прогнозы. Каких изменений на мировом рынке долга вы ждете?
– Я думаю, что сейчас будет период консолидации. За последние 15 лет было два очень мощных скачка государственного долга – после 2008 г. и после 2020 г. Этот новый уровень госдолга всех довольно сильно напугал. И никто не понимает, опасно это или нет и насколько опасно. Собственно, об этом мы с вами и говорили: мы увидели новые уровни госдолга, вроде они не вызывают проблем, но мы понимаем, что проблемы могут возникнуть. Поэтому я думаю, что страны будут стараться ограничить рост своего долга и даже немного его снизить.
